SADDAM ODESSA

Свобода. Одно короткое слово. Что оно означает?
За свободу сражаются, за неё без колебаний умирают. Свободу пытаются отобрать. История человечества – это история борьбы за свободу.

Будучи мальчиком и учась в школе, я с недоумением следил за тем, как в школьных учебниках, то тут, то там, всплывала одна и та же тема – борьба угнетённых людей за свою свободу. Восстание рабов под предводительством Спартака в древнем Риме, национальные революции в средневековых империях, революции в Европе.

И всегда – один и тот же лозунг: «Жить свободно или умереть сражаясь!»

И только став старше, я начал понимать значение этого слова. Я стал задавать себе вопрос: если Бог создал всех людей равными, если Он дал Землю всем людям, как своим равным детям, почему одни люди, и их меньшинство, жестоко угнетают обездоленное большинство? Почему король и его чиновники миллионы долларов выбрасывают на банкеты в честь своих юбилеев, когда народ Сильвании нуждается во всём? Почему королевские чиновники, живущие во дворцах и колесящие по куршавелям, три шкуры дерут с простых работяг и предпринимателей, не оставляя ничего нашим семьям?
Почему королевская клика, пользуясь поддержкой официальной церкви, перед телекамерами разыгрывая показушную набожность, нарушает все принципы справедливости, установленные Всевышним?

Поэтому, когда началась Революция, я без колебаний вступил в новую армию Норманской республики. С верой и Богом в сердце, за свободу моего народа, за свободную жизнь будущих поколений моих соотечественников. За свободу и справедливость для всех.

В недавних боях, которые норманская армия вела против остатков сильванских вооружённых сил и поддерживающих их заокеанских оккупантов, я был тяжело ранен и пол-года провалялся в госпитале. Со мной в госпитале были молодые норманские солдаты, совсем ещё мальчишки, воевавшие на всех фронтах. Многие из них не раз просили меня рассказать что-нибудь интересное из моего боевого опыта.

Я не люблю вспоминать войну. Но об одном ночном бое я всё же рассказал...

Мы охраняли небольшой завод, не знаю, что он там производил. Сильванцы спешно оттуда убрались, наскоро демонтировав основное оборудование. Здание днем перешло в наши руки в результате короткой атаки. Остаток дня мы ожидали, что сильванские союзники - американцы попытаются контратакой отбить завод, однако до захода солнца было тихо.

Как стемнело, разведка донесла – ночью американцы во что бы то ни стало попытаются отбить завод. Я ещё удивился про себя: все мы давно знали, что ночью американец – вояка слабый. Воевали они обычно днём, при полной поддержке артиллерии, авиации, танков. По заранее намеченным целям работали, как на учениях, бомбили массово, а потом входили – и добивали оставшихся, в основном раненых. А чуть что не по плану у них – сворачивали операцию и отходили назад. По ночам же сидели у себя на закрытых базах и боялись выйти за ворота, потому как бойцы наши ночью тихо вплотную к ним подходили и зазевавшегося американца вполне могли в мешок – и к нам в штаб, на допрос.

Я в должности сержанта командовал отделением, и так получилось, что пришлось мне организовать охрану того завода. А надо сказать, что кроме моего отделения нас там ещё втрое было. Ну, я прикинул, что раз уж ночью они к нам пойдут, то по дороге только, в лес не полезут. В лес они и днём не ходили, только по большой нужде.

Дорога прямиком от их базы шла и подходила к заводу. Вот значит, вышел я на местность, посмотрел и думаю: вот досюда они дойдут, тут начнут собираться для атаки (пулемёты наши сюда не достают), вот тут у них будет построение в боевой порядок, а вот так, через открытое поле, они к заводу и пойдут. Справа у них лес – там не пройдут, слева – овраг, за ним дорога к нам в тыл и лес, дорогу значится надо бы перекрыть, чтобы к нам в тыл не зашли. В общем, поставил я засады справа и слева от пути их следования к заводу в лесу, основная часть бойцов в здании завода укрылась. Приказ для всех: свет не включать, не курить, не разговаривать. Ежели разведка вражеская придёт, чтобы не определили, сколько нас в обороне. Ну, и для верности, думаю, надо в тылу от того места, где американцы в боевой порядок для атаки построятся, тоже засаду сделать, чтобы как начнётся бой – в спину им ударить и окружить, отрезав единственный путь к отступлению.
Ни минуты я не сомневался, что всё будет так, как я запланировал. Повторяю, по учебнику, линейно американцы воюют, партизанские вылазки не для них.

Вот значит, сидим на заводе, слушаем эфир наш – ночью кругом бои идут, союзники наши немцы решили не давать американцам спать той ночью, ждём сообщения от разведки нашей о начале американской атаки. Долго они не шли, бойцы засыпать начали. Я распорядился – одни отдыхают, другие вахту несут у пулемётов. И чтоб менялись каждые пол-часа.

Наконец, часа в 4 утра пришёл сигнал – выдвигаются американцы со своей базы в нашу сторону. Ну, тут уж у всех сон как рукой сняло, нервы на пределе. Оно и понятно: хоть умели мы воевать против американцев, силища-то у них огромная! С танками к нам идут, всё войско их, что там было. А за нами – земля наша, родные наши, семьи. Нам отступать некуда. А потому все бойцы норманские знают – победим или умрём, пленных американцы, как я сказал, не берут.

Навстречу колонне я отправил диверсионную группу из отчаянных бойцов – пощекотать американцам нервы на марше, чтобы, значит, ночной прогулкой им не показалось. А сам с тремя бойцами отправился в засаду в тыл к неприятелю.

Заняли позиции. Темно, холодно. Лежим на траве под открытым небом. Как всегда перед боем волнение сперва, но полежишь на родной земле, подумаешь, что может через несколько минут навеки в неё ляжешь, как отцы и деды наши ложились, и перед ними надо не сплоховать, быть достойным их памяти. И сразу уверенность берётся, рука сама автомат сжимает, и ждёшь спокойно, и делаешь потом свою тяжёлую работу солдатскую. Потом, после боя думается: ведь у них тоже семьи, матери, жёны. Но их сюда не звал никто, сидели бы за океаном и ели свои гамбургеры. Ну, а уж раз пришли к нам с мечём – не обижайтесь.

Надо сказать, что той ночью у американцев ещё одни союзники были. Комары сильванские. Ну и комары, доложу я вам! Это слоны какие-то, а не комары. Вдвое против наших кажись по размеру, летит он, такой комар, гудит как американский вертолёт, ну а как сядет на тебя – жалит неимоверно и тянет с тебя кровь, пока не надуется размером с воробья. А комаров ночью налетело – миллионы. В общем, очень они нам докучали, капюшон на голову натянешь – только так и спасались.

Но вот я в предрассветной тишине разобрал шум мотора. Идут?..... – Идут! И тут же короткая перестрелка, пару взрывов, ещё выстрелы… Группа наша диверсионная поприветствовала их. Половина ребят погибла, но шороху им наделали.

Враг приближался. Показался свет фар головного танка. Мы лежим у дороги, по которой они пройдут, метров 30 до неё. Вжимаешься в землю, чтобы слиться с ней. Мысль одна в голове – чтоб танк вражеский в темноте не проехал мимо дороги и не наехал на тебя, чтоб значит, не погибнуть зазря, не прихватив с собой пяток этих гадов.
Но нет, доехали они точно до того места, куда я днём ходил. Танк подошёл, стал, за ним колонна пехоты. Много их, вооружены до зубов. По последнему слову военной техники американцы упакованы, ни у кого такого снаряжения нет. Вот только в бою сражается не снаряжение, а люди, солдаты, и победа часто тому достаётся, кто духом твёрже, кто выстоит, кто знает точно, за что он воюет на своей земле, а не в десяти тысячах километров от родного Техаса.

Из травы тихонько выглядываю – собрались они для атаки, начали в боевые порядки разворачиваться. Танк впереди, за ним пехота строится. Слышу команды им отдают, командир американский кричит: «Где наша цепь??!», строит их. Как на параде. Построились они цепью спиной к нам, перед ними тёмное безмолвное здание завода, тишина. И вот – пошли они в атаку. Сперва тихо было, бойцы в заводе их поближе подпускали, чтоб первыми же очередями наверняка скосить. Вдруг свет с завода на них – несколько фонарей сразу осветило цепь наступающих, и на фоне белой стены завода я увидел сразу всех наступающих американцев, тёмные силуэты в полный рост, только спиной к нам. Сразу заработал по ним правый фланг из леса. Взорвалась ночь. Крики, выстрелы, взрывы. Как фейерверк новогодний, только это фейерверк смертельный, тут смерть косит людей.

«Ну, с Богом!» - говорю бойцам, что со мной в засаде – и мы бежим вслед за американцами, догоняем их. Догнали, поднялись не небольшой пригорок перед заводом – а за пригорком их уже набитых лежит, танк стоит подбитый. Раненые и живые налево ползут, к канаве придорожной, чтобы укрыться там. Ну, тут мы как дали по ним…
Расстрелял магазин, откатился за пригорок перезарядить, тут на меня выскакивает солдат в каске. «Кто такой?» ору ему и ствол ему в живот тычу. А он мне в ответ: «А ты кто такой?». Ну, тут я автомат в него и разрядил, вижу – не наш. И в ту же секунду меня самого ранило тяжело в спину. Может, кто их наших хлопцев обознался и за американца меня в темноте принял, только упал я без сознания.
Подобрали меня, в тыл потащили на пункт сбора раненых. Слышу, бой кое-где ещё идёт. Поле перед заводом всё усыпано трупами американцев, танк стоит подбитый, а фары у него ещё горят. Оставшиеся в живых американцы попрятались в придорожной канаве, поросшей кустами, и бойцы наши ещё пол-часа их там добивали. Ни один не ушёл.

Отстояли мы завод, причём не так уж много народу потеряли. А нападавших всех положили, до последнего. Потому, как сказал я, с нами Бог, и правда на нашей стороне.

Вышел я из госпиталя и продолжаю служить нашей родине. Много ещё битв впереди, но только точно я знаю, что рано или поздно, но вся наша страна объединится под революционным свободным Норманским знаменем.

Свобода или смерть!