SABRE

Шатт-эль-Араб

Выполнив задачу в Аль Фао, мы, снарядив две наших ППМ, катили по дороге на север к реке Шатт-эль –Араб, которая, разделяя Ирак и Иран, впадает в Залив. Наша задача состояла в поиске судов-камикадзе и постановщиков мин, которые могу по реке спускаться в Залив. Свой наблюдательный пост мы устроили в покинутом иракцами здании пограничной заставы.
По мере того, как война набрала силу, наши правила открытия огня стали совсем простыми: если видишь кого угодно мужского пола, возрастом от шестнадцати до шестидесяти пяти – стреляй. Убивайте любого мужчину в поле зрения.
Официально такой приказ не отдавали, понятно, но идея была такой. Мы наблюдали за иранской территорией, имея однозначный приказ не стрелять в сторону Ирана.
Каждую ночь находился кто-то по ту сторону реки, решивший нас обстрелять. Мы дисциплинированно выходили на связь и запрашивали разрешение открыть ответный огонь, получая каждый раз негативный ответ.
Теперь-то я понимаю, что в этом был смысл, так как у нас из тяжелого вооружения были лишь два пулемета М-60 и гранатомет “Карл Густав”. У иранцев же было полно артиллерийских орудий, и мы, к тому же, находились на однозначно пристрелянной позиции. Им ничего не стоило нас размазать. Фактически, они пытались втянуть нас в вооруженный конфликт и затем уничтожить.
Это злило, конечно. Ведь когда тебя обстреливают, ты должен стрелять в ответ.
Наш боевой дух упал, особенно по сравнению с состоянием на начало военных действий. Мы просто сидели на одном месте и ничего не делали. У одного парня была с собой видеокамера, и мы снимали с ее помощью всякие приколы. Больше занятий не было. Мы уничтожили найденное иракское оружие, подорвав целую кучу его с помощью взрывчатки. И все. Иракцы не слали лодки вниз по реке, иранцы время от времени стреляли в нашу сторону одиночными, провоцируя конфликт. Большего развлечения, чем зайти в реку и поссать в сторону иранского берега не было.
На протяжении недели мы сменяли друг друга на вахте – двое наблюдают за обстановкой и слушают эфир, четверо отдыхают. Потом нас сменило очередное подразделение, и мы поехали обратно в Кувейт.

Гонка к Багдаду
Началась так называемая гонка к Багдаду. Подразделения американцев и союзников пересекли границы Ирака и с каждым днем все больше продвигались вглубь страны.
Несколько дней мы провели в лагере в Кувейте, бесцельно слоняясь в ожидании приказа. Помните как убийственно скучно нам было сидеть в наблюдении на иракской границе? Так вот, теперь было еще хуже. Хотелось заняться настоящим делом. Мы могли бы выполнять массу заданий: к примеру, уничтожать те самые, несуществующие объекты ПВО Ирака, но, казалось, что командование вовсе не желало пускать нас в бой.
Срок нашего деплоймента продлили, так что мы могли бы поучаствовать в начале войны. Начали ходить слухи, что нас заменит по ротации Пятая команда и мы поедем обратно в Штаты. Никто не хотел возвращаться домой сейчас, когда, похоже, начиналось самое веселье. Мораль упала ниже некуда, мы все были вне себя от злости.
В качестве вишенки на торте выступил обстрел иракскими Скадами перед самым началом войны. Ракеты системы Патриот позаботились практически обо всех Скадах, но одна все-таки прорвалась. Чтобы вы знали, она попала в кафе “Старбакс”, где мы частенько отдыхали во время после наших тренировок в предвоенный период.
Взорвать кафе, где подают кофе, ракетой – это низко. Думаю, правда, что могло быть и похуже. Могли разбомбить и “Данкин Донатс”.
Соль всей шутки в том, что Джордж Буш объявил войну только после того как ракета попала в “Старбакс”. Делайте с ООН что захотите, но когда вы посягаете на право человека заправить свой организм кофеином, за это придется заплатить.
Три или четыре дня мы провели на месте, погрязнув в ворчании и депрессиях различного рода. Затем нас придали морпехам, которые направлялись в Нассирию. Мы снова были на войне.

Возле Нассирии

Нассирия – город в южном Ираке, расположенный на берегу Евфрата в 125 милях северо-западнее Кувейта. Сам город морская пехота взяла еще 31 марта, но боевые действия в районе велись еще какое-то время, поскольку небольшие группы иракской армии и корпуса Федайинов продолжали сопротивляться и атаковать американских военных. Кстати, Джессика Линч попала в плен, где удерживалась несколько дней как раз возле Нассирии.
Некоторые исследователи утверждают, что сражение в районе Нассирии было самым тяжелым для Корпуса Морской пехоты за всю иракскую кампанию сравнимое только с самыми ожесточенными боями во Вьетнаме и позднее, в Фаллудже. Помимо самого города, морпехи взяли штурмом аэропорт Джалиба, несколько мостов через Евфрат, дороги и небольшие города на пути к Багдаду в начальный период войны.
Со временем они начали испытывать на себе фанатическое сопротивление, более характерное для периода после падения Багдада.
Нам досталось немного работы в тот раз. Пришлось принять участие в интенсивных сражениях, но всю работу в основном сделал КМП. Очевидно, я не могу об этом писать, мне доступно было лишь немногое из общей картины. Это как рассматривать и описывать громадный пейзаж, смотря через тонкую соломинку.
Когда работаешь с армейскими подразделениями и морпехами, сразу замечаешь разницу. Армейские – довольно неплохие парни, но их характеристики разнятся в зависимости от каждого конкретного подразделения. Некоторые – отличные, состоящие из мотивированных специалистов своего дела, первоклассных воинов. Некоторые – ужасный отстой, большинство где-то посредине между ними.
По моему опыту, морпехи – высший класс, не смотря ни на что. Все сражаются до смерти. Каждый хочет сражаться и побеждать. Крутые парни, энергичные и настоящие профессионалы.
Мы высадились в полуночной пустыне: две трехместных ППМ покинули аппарель в хвосте АН-53. Почва была достаточно твердой и никто не застрял.
Наступающие войска ушли вперед, и в округе совсем не было противника. Пришлось проездить по пустыне, пока мы не нашли базовый лагерь Армии США. Через несколько часов отдыха мы покинули лагерь и отправились проводить разведку для наступающих частей КМП.
Сказать по правде пустыня вовсе не была пустой. Среди диких просторов попадались города и совсем крошечные поселения, возникавшие из-за горизонта. В основном мы старались держаться подальше от населенных пунктов, наблюдая с расстояния. Наше задание состояло в обнаружении возможных очагов вражеского сопротивления, передаче разведданных командованию морпехов, чтобы они могли принять решение: атаковать или обойти врага. Частенько мы забирались на вершины холмов и осматривались оттуда.
В тот день в перестрелку мы вступили только единожды. Объезжая безымянный городок, мы, скорее всего, слишком приблизились, так как машину обстреляли. Я вначале отстреливался из пятидесятого калибра, а потом переключился на М-60, когда мы начали уносить оттуда наши задницы.
Должно быть, мы проехали несколько сотен миль в тот день. Остановившись на привал после полудня, мы отдыхали несколько часов и двинулись в путь, как только наступила ночь. Поскольку ночью мы все чаще стали привлекать вражеский огонь, командование изменило нашу задачу. Нас отозвали обратно, и напрягли вертолетчиков заняться эвакуацией группы.
Вы можете подумать, что нашим заданием было вызывать огонь на себя и выявлять огневые точки противника. Также вам может показаться, что тот факт, что мы подобрались настолько близко, что нас обстреляли из стрелкового оружия, означает, что мы вскрыли место нахождения большого количества сил противника. Вы даже можете посчитать, что мы хорошо справлялись.
Возможно, вы окажетесь правы. Нашему же командующему офицеру это категорически не нравилось. Он был резко против огневого контакта. Главное было – не допустить риска возможных потерь, пусть даже ценой некачественного выполнения задания (замечу, что даже, несмотря на перестрелки из-за нашего раннего обнаружения, в подразделении не было раненых).
Это все не радовало, мягко говоря. Ожидалось, что мы займемся разведкой, залезем в пустыню на неделю. У нас было много еды, патронов и бензина, была отработана процедура пополнения припасов в отрыве от базы. Черт, да мы к Багдаду могли доехать, а он, напомню, до сих пор не был взят.
Мы доложились на базу о прибытии. Настроение было подавленным.
Для нас это не был конец войны, но это определенно было плохим предвестником изменений, что последовали потом.
Поймите ,никто из SEAL не хочет смерти и не стремится к ней. Целью войны, как сформулировал Паттон, является заставить другого идиота сложить свою голову. Но каждый из нас жаждет сражения.
Одна часть этого желания - личное. Прямо как для спортсменов: спортсмену нужны большие соревнования, состязания с такими как он на поле или в ринге, неважно. Вторая часть и гораздо большая, по моему – это патриотизм.
Пытаться объяснить подобное явление бесполезно, вы скорее всего не поймете. Вот вам одна история, мне кажется, она является отличной иллюстрацией того, о чем я говорю.
Однажды ночью, несколько позже описываемых событий, мы влипли в долгую, изматывающую перестрелку. Десять человек провели сорок восемь часов на втором этаже заброшенного кирпичного здания, сражаясь на стоградусной жаре (прим. По Фаренгейту) в полной экипировке. Пули влетали в оконные проемы без перерыва, разнося стены в пыль. Единственный перерыв был только на перезарядку магазинов.
В конце концов, взошло солнце, звуки пальбы стихли, сражение окончилось. Воцарилась оглушительная тишина.
Когда морпехи забрались внутрь здания чтобы нас освободить, все кто принимал участие в сражении или сидели вдоль стен или лежали на полу. Люди перевязывали раны и приходили в себя после боя. Один их морских пехотинцев, что находились снаружи достал флаг США и поднял над нашими позициями. Кто-то включил Национальный Гимн, не имею понятия, на чем он его проигрывал, но символизм ситуации и обстановка пробирали до глубины души. До сих пор это одно из самых сильных моих воспоминаний.
Каждый из нас, кто принимал участие в бою, измотанный и уставший, поднялся с пола, подошел к окну и отдал честь. Мы стояли, смотрели на Звезды и Полосы в слабом рассветном свете и слова гимна эхом отдавались в каждом из нас. Осознание того, за что мы сражались выдавило из нас слезы, а пот и кровь из ран лились и так.
Я прожил жизнь с буквальным пониманием слов “земля свободных” и “дом отважных”. Для меня это не заскорузлые термины из прошлого. Это у меня в сердце, в груди. Знаете, меня ужасно раздражает, когда кто-то болтает во вовремя исполнения Гимна на бейсбольном матче и не снимает кепку. В таких случаях я не молчу.
Для меня и SEAL с которыми я служил, понимание патриотизма и желание оказаться в гуще сражения были очень взаимосвязаны. Наша вовлеченность в войну непосредственно зависит от командиров. В основном, это решают командующие офицеры. Офицеры SEAL это настоящая смесь. Есть хорошие, есть не очень, а есть просто ссыкуны.
Нет, каждый из них может быть сильной личностью. Но для того, чтобы быть хорошим лидером личностной силы недостаточно. Цели и методы их достижения должны идти рядом с силой.
Верхушка наших командиров требовала 100% выполнения заданий с количеством потерь равным 0. Прекрасно звучит – кто не хочет побед, или кому по душе ранения боевых товарищей? На войне подобное не сочетается и является нереалистичным. Со 100% реализации и нулевыми потерями, скорее всего вы проведете очень маленькое количество операций. Не будет никакого риска, реального или надуманного.
В идеале мы могли бы устроить наблюдение снайперскими парами, проводить разведывательные задания для КМП вокруг Насирии. Мы могли бы принять намного большее участие в наступлении морпехов и спасти жизни некоторых из них.
Нам следовало бы выдвигаться по ночам в сторону следующего города или деревни, который должны были пройти морпехи, атаковать, убивая столько врагов, сколько получится, изматывая их. Мы выполнили несколько подобных заданий, то определенно мы могли и должны были сделать намного больше.